Посмотри назад, обернись, нам давно не одиннадцать,
Стрелки на башне старинной не сбавили ход.
Ты все так же умна, и по-прежнему любишь нас, в принципе.
Я же больше не знаю, как двигаться дальше, вперед.
И если бы я спросил, ты ответишь: "нормально все,
Я немного устала, не важно, мне не привыкать".
Если бы я не знал, то б наверно, обрадовался.
"Все в порядке, правда. Иди. Тебе нужно поспать".
Как ладонью холодной наотмашь
По щеке, по губам, по спине.
Я же вижу, я вижу - ты тонешь!
Что-то тянет тебя к глубине.
Наплевал на чье-либо мнение,
И теперь мелководье ищу.
Всплыть с тобой, мне бы только везения,
Я спасу тебя, я защищу!
Что мне сила с рождения, дар,
Если нет шанса, нечем помочь
Той, что гибнет буквально в руках?
Обливиейт, господа. Память - прочь.
А в тебе поселилась чайка,
Еще птенчик, совсем пока кроха.
На свободу. В груди птице плохо.
У меня же не сердце, а рыба,
Хоть в груди место гнили и мухам.
Рыбы этой красивей не сыщешь,
Только плавает к верху брюхом.
Твоя чайка в высь, в небо просится,
Ты же молча в груди держишь птицу.
А о рыбе никто не молится -
Мне четвертую ночь не спится.
Твои руки по-прежнему теплые.
Может, стоит хранить надежду?
Но в глаза твои смотреть - холодно,
Как зимой на ветру без одежды.
Я же знал, что все так получится,
Только вот не спешил понимать.
Я б наслал на себя инферно
Или "Каинову печать".
Ты, конечно, простишь мне заранее
Все, что сделал, не пряча глаз.
Но сейчас тонешь ты, и мне кажется:
Я однажды тебя не спас.
А над школой сгущаются тучи,
Плетью тонкой по коже лоза.
Далеко где-то чайка у моря
Мертвой рыбе клюет глаза.
...
- Разговаривал с тобой - написалось. Внезапно и взахлеб, сразу. Ты меня вдохновила - тебе и посвящу, пожалуй. Вот как-то так оно и пишется.
- Я сохраню.
- С зимы. Черт, я не писал полгода! Грейнджер, муза.
2012