Телефонный звонок вывел меня из тоски под конец рабочего дня. 

Она: Юль, привет. Ты чего на мою выставку не зашла? С понедельника жду. Случилось что-то?

Я: Да нет, всё нормально. Просто сейчас там людей многовато. Приду, когда их будет поменьше. Буду бродить и долго рассматривать работы. Как я люблю. 

Она: Кстати, хочу тебе напомнить. В этом году двадцать лет!

Я: Помню. Уже отправила тебе письмо. 

Она: Зачем письмо? В одном городе живём... 

Я: Так интереснее. 

Она: Вот, блин, Юлька! Только ты одна можешь послать почтой кусок бумаги. 

Я: Там не кусок. Там... Увидишь. Надеюсь, вспомнишь своё творчество. 

Она: Что, тот самый рисунок? В синем платье?

Я: Ага. 

Он: Так ты написала желание на рисунке?

Я: Да. Не обижайся, но сейчас ты рисуешь гораздо лучше. 

Она: Не намного. Удивляюсь, почему люди ходят на мои выставки. 

Я: Наверное потому, что ты недорого берёшь за вход :)

Я шучу. На самом деле, она очень талантливая художница. Карандаши и краски в её руках создают невероятно трогательные, фантастические образы. Её желание сбылось - я знала это ещё тогда, двадцать лет назад. 

* * *

Мне было девять лет, когда разошлись родители. 

- Тебе обязательно нужно уходить? - всхлипывала я, глядя как папа собирает вещи. 

- Да. Мы с твоей мамой всё время ссоримся.

Я хорошо это помнила. Они всё время ссорились по пустякам! Удивительно, ведь дедушка с бабушкой тоже ссорились. И мы с мамой. Но никому и никогда не приходило в голову уйти. 

- Я буду забирать тебя на выходные, - пообщал папа. 

И обманул в первую же неделю. 

Я весь день ходила как на иголках, представляя, что сейчас он придёт и спросит:

- Юленька, ну как ты?

А я отвечу:

- Плохо. 

- Почему? - встревожится папа. 

Тут нужно было бы выложить правду: потому что ты ушёл. Но я, конечно, начала бы мямлить какую-нибудь ерунду, вроде "мама заставляет есть борщ и выключает мультики". 

Я сидела в комнате, зарывшись лицом в забытый папин свитер, и плакала. А потом от отчаяния наелась апельсинов - у меня была на них аллергия, а от этого, говорят, умирают. Если бы моей жизни грозила опасность, папа бы обязательно всё бросил и приехал... Но этого не произошло. Мама накормила меня таблеткой и сказала, что от двух апельсинов не умирают. Получилось, что зря я их ела, только чесалась потом всю неделю, как блохастый щенок...

Отец забрал меня на следующие выходные, и забирал впоследствие. Мы ходили в парк, гуляли по магазинам, зимой катались на горках и возвращались затемно, все в снегу. Пока через год появилась одна неприятность...

Неприятность звалась Татьяной Николаевной. У неё была квартира в центре, высоченные каблуки и непослушные кудрявые волосы. Я хорошо помню нашу с ней первую встречу. Мы пили чай, на столе стоял торт и порезанные дольками апельсины - маленькие рыжие лодочки. 

- У меня и на яблоки тоже, - обиженно буркнула я, соврав. 

Вторая неприятность висела в раме на стене.

- Это нарисовала моя дочка Алиса. Ей двенадцать лет. Она сейчас у бабушки, но в августе вернётся. Вы обязательно подружитесь! Она покажет свои рисунки... 

Ну вот, думала я. Теперь мне придётся рассматривать риунки какой-то незнакомой Алисы, и вдобавок показывать ей свою коллекцию барби. А ещё разделить с ней заботу моего, заметьте, папы!

Третья неприятность была дома - мама набросилась на меня с требованием рассказать про "папину кралю". 

- Страшная, как Баба Яга! - чувственно соврала я. Мама облегчённо вздохнула. 

На горку вместе с папой и Алиской мне идти совершено не хотелось. Гораздо чаще я сидела где-нибудь на лавочке и рыдала от раздираемого меня ужасного чувства детской ревности. Я ненавидела Алиску, мечтала, чтобы она никогда не появлялась в нашей жизни, а папа снова стал только моим. Признаться кому-то в этих адских мыслях, конечно же, не смела. И они так и пожирали меня изнутри. 

Беда в том, что Алиска была очень, очень хорошей. Она не подсыпала исподтишка соль из солонки в чай Татьяне Николаевне. Не надкусывала все конфеты в вазочке. Не таскала в кармане живых кузнечиков с оторванными задними лапами. Не прикидывалась больной, чтобы прогулять контрольную. Не вырезала с семейных фотографий лишних людей... Мне приходилось только страдать глубоко внутри себя, и делать вид, что всё в порядке. 

А потом Алиска заболела. Не так, как я, а по-настоящему. Я не знала, что с ней точно, папа и Татьяна Николаевна сильно не распространялись на эту тему, и только из редких обрывков разговоров до меня доносилось окончание "-мия". Я увидела её в канун Нового года в большице и... совершенно не узнала. Это абсолютно лысая девочка в пижаме, с потухшим взглядом и бледным исхудавшим лицом показалась мне совершенно незнакомой. Ни с кем, ни с одним живым существом не должно было случиться такое! - корила я себя. 

А пока папа и Татьяна Николаевна разговаривали с врачом насчёт лечения, Алиска показывала мне свои рисунки. Много рисунков... И среди них одна хорошо знакомая мне особа в синем платье. 

- Юля, это тебе. Хочешь, подпишу? - протянула Алиса. 

Мне очень хотелось отшвырнуть рисунок и заорать: - Зачем?! На память?!, - и зарыдать, но я просто держалась и взяла листок. Нужно было поговорить о чём-то другом. 

На улице шёл снег - настоящий, новогодний, он был потрясающим подарком после хмурой, слякотной декабрьской грязи. Люди торопились за стол, стрелки часов, обгоняя друг друга, неумолимо стремились к полуночи. А в голове кружился целый рой желаний. 

Во-первых, чтобы мы с мамой и папой снова стали одной семьёй. Во-вторых, хотелось бы щенка, маленького умилительного лабрадора. В третьих, съездить бы с родителями к морю на всё лето, а в четвёртых... Увы, загадать можно лишь что-то только одно, и лишь один раз в жизни. Услышав первый удар часов, я твёрдой рукой написала на обратной стороне своего первого в жизни портрета желание, которое в конце концов показалось мне самым главным и глобальным из всех. И сильно-сильно "пожелала".

- Что ты загадала? Ну расскажи-и-и мне! - канючила Алиска на следующий день. 

- Ты первая! - потребовала я. 

Она приподнялась и достала из под подушки сложенный вдвое кусок бумаги. 

- На, читай. 

Я совсем не удивилась её желанию. В конце концов, она действительно потрясающе рисовала!

- Теперь твоё!

- Не сейчас, - я улыбнулась и отскочила подальше от кровати. Алиска оказалась на редкость настырной, но я всё равно не сдавалась:

- Через двадцать лет! Я отдам тебе свой листок с желанием через двадцать лет. - она буквально вытянула из меня это обещание. 

* * *

На почте я спросила, сколько времени будет идти письмо. Не больше двух дней, заверили меня. Знаю я, какой бардак бывает на почте перед Новым годом! Очень не хотелось бы оказаться обманщицей. Пусть Алиска получит мой подарок вовремя, хотя... какой же это подарок? Просто рисунок из далёкого детства, на котором изображена улыбающаяся девочка в синем платье. А на обратной стороне самое лучшее из всех возможных новогодних желаний. Которое сбылось!