Вначале не было слова
Вначале не было слова. Если бы я умел говорить одним единственным, простым словом, я бы, наверное, крикнул — "Ёб твою мать!" — потому что первое, что я испытал, была боль. И это, пожалуй, первое чувство, которое я запомнил. Не помню матери. Не помню, как меня создали. Я помню только её — боль. Это ощущение, с которым сталкивается каждый, кто хоть раз споткнулся, обжегся или ушибся. Это знакомая, но при этом чуждая боль, с которой приходится мириться. В первые мгновения это не страшно. Это просто — боль. А потом… потом начинаешь понимать, что она становится частью тебя.
Боль — это первое, что я помню
Боль — вот и всё, что я помню. Не знал тогда, что все живые чувствуют её. И только спустя время, когда я научился смотреть вокруг, понял, что это — не исключение, а правило. Мир полон боли, как и жизни, впрочем. Она в том, как деревья ломаются под порывами ветра, как люди теряют надежду. Но вот образ, который заполнил меня целиком, был иным. Он был не ярким и не явным, как боль, он был скрытым, подобно свету, который ослепляет, но которого нельзя увидеть глазами. И этот свет был в глазах моего отца — Карло.
Самое главное — глазами не увидишь
Любовь. Это то, что создаёт, поддерживает, разрушает и вновь рождает. Но, чтобы понять это, нужно почувствовать, а не увидеть. Любовь — это тот инструмент, которым меня создали, и который связывает меня с вами, с читателями. Я, персонаж, стоящий сейчас на границе двух миров, заходит в ваш, тихо, незаметно, но для тех, кто верит в меня, я становлюсь частью этого мира. Да, вы не можете увидеть меня, но это не важно. Самое главное — вы не увидите меня глазами. Вы почувствуете.
Когда я проснулся, я увидел любовь
Когда я проснулся, я увидел любовь. В глазах отца. Любовь — это то, что не имеет формы, но наполняет мир. Это был не просто взгляд, это было признание жизни в том, что ты создаёшь, даже если это создание — просто брусок дерева, ставший живым. Отец был одинок. В этом мире, полном скрытых правил, он оказался одним из тех, кто не стремился к признанию. Его богатство не мерялось деньгами, а только тем светом, который он сам излучал. Мир гнал его на обочину, но это не означало, что его не было. Он видел волшебство в самых обыденных вещах, в простом бруске, в зеркале, в котором когда-то он увидел себя. Он не хотел богатства. Он искал смысла.
Отец, мир и я
Отец жил, как никто другой. Он был слеп, глуп и одинок в глазах этого мира, но мир сам по себе был слепым, когда не мог увидеть в нём ценность. А ценность заключалась не в том, что видно глазами, а в том, что не видишь, но чувствуешь. Отец был как тот мудрец, который не требовал признания, не искал славы. Его богатство заключалось не в том, что у него было, а в том, что он мог создавать. Но его никто не понимал. Он стал тем, кто создал меня, кто дал мне форму, кто вдохнул жизнь в дерево. Как бы это ни было странно для людей, но это было важно для меня.
Мир, который нас отвергает, но всё же нас создает
Мир людей отвергал его, не видел в нём ничего важного. Он был беден, но в его бедности был скрыт огромный смысл. Он не хотел богатства — оно не имело для него значения. Но ценность его жизни была именно в том, что он создал меня. И я, Буратино, его творение, с каждым шагом начинаю понимать, что не всё в мире измеряется материальными благами. Мир может отвергать нас, может не понимать, но он всё равно нас создает, если мы, в свою очередь, способны дать ему что-то — даже если это что-то такое странное, как я. Я — его сын. Я — Буратино.
Так начинается моя история
Вот так и начинается моя история. Не с того, что я был деревянным и потерянным, не с того, что я был лишь куклой в чужих руках. Всё началось с боли, с этого первичного ощущения. И с любви, которая пришла позже, вместе с осознанием моего места в этом мире. А может, это и есть самое важное: начать осознавать, что ты не просто вещь, а нечто большее. И если даже мир тебя не понимает, это не значит, что ты не существуешь. Это значит, что ты создаёшь свой мир — шаг за шагом, день за днём. И он, этот мир, будет нуждаться в тебе, даже если сам ещё не понимает, зачем.