"Безымянный"

   Дверь магазина с
глухим стуком захлопнулась. Потребовалась еще какая-то доля секунды, чтобы
отойти лишь от оцепенения ужаса. Само подобие же кошмара после обещало
преследовать  немалое время. Мы некоторое
время стояли с онемевшим и даже глуповатым выражением лиц. К горлу уже давно
подступили слезы, тихо скатывающиеся по щекам. Но я не смела закрыть глаза.
Иначе, эта пелена слез, сделавшая мой взгляд помутневшим и все вокруг
расплывающимся, хлынула бы наружу нескончаемым потоком. Так мне казалось на тот
момент. Чувства уважения, гордости и отвращения к своей стране смешались.
Сказать, что все это время душа разрывалась от боли, это не сказать ничего. А
эта пауза молчания после закрывшейся двери еще более ухудшала ситуацию. Кричащая
тишина словно пожирала изнутри. И это невозможно было остановить. Я
чувствовала: мама испытывала то же самое. Всхлип. Я готова была упасть на
грязный пол и рыдать, биться в истерике. Крик внутренних смешавшихся чувств не
давал покоя.  Мама сидела за прилавком.
Лишь тихонько содрогающаяся спина свидетельствовала о том, что она плачет.

   Город Енисейск,
село Верхнепашино, поселок Геофизиков,  деревня
Прутовая, затем дорога, уходящая вдаль. Казалось бы: как все достаточно близко
расположено.  Добраться от одного пункта
до другого не требует даже получаса. Но насколько разные люди здесь живут и насколько
разные у всех возможности! Так вот, Прутовая – глухая деревня без
электричества, отопления, воды, с проживающими в ней одинокими
стариками-пенсионерами. Когда я прогуливалась здесь однажды летом, мне
казалось, что в ней вообще никто не живет. Жителей этой деревеньки можно
посчитать чуть ли не по пальцам отрубленной руки. И это помимо того, что , кто
и живет здесь, так практически все так или иначе остались к концу жизни наедине
с самими собой. А то, что я говорю «проживающих», можно было бы посчитать и за
грамматическую ошибку. Вернее было бы выразиться «существующих». А ведь
сравнительно недавно эта деревня была полна жизни, полна людей с собственными
мечтами и целями. Но вместе с людьми умерла и деревня.

   Дедушка.. Или
дедуля, как его называют, из Прутовой. У него, как у старожилы этой деревни,
также  была жизнь со своей женой старухой
и с их совместным хозяйством. Но старушка умерла, и этот дедушка остался один.
Смотреть же за всем хозяйством в одиночку ему было уже не под силу. Потому,
все, что было, разошлось что, куда. Пришлось продать, по большей части  раздать все, что имелось. Все то, что
помогало жить ему со старухой и, что было, наверно, единственной радостью и заботой
этих стариков. Моя мать не раз рассказывала мне об этом дедушке. Он частенько
захаживал в магазин в ее смену. И не удивительно: это самый ближний продуктовый
магазинчик, как идти с Прутовой. Ему, видимо, и поговорить даже не с кем: как
не зайдет, начинает вспоминать лихую молодость, как он на тракторе ездил.А вы
встречали когда-нибудь людей, живущих лишь прошлым? Конечно, может и нельзя уже
говорить о каком-то будущем в таком возрасте… Но у него ведь даже настоящего
нет! Он живет тем, пускай, и колхозным, тяжелым прошлым. Но разве в то время
люди не могли быть счастливыми? В том его светлом  прошлом было хозяйство, была старушка. Но
старушки не стало. А чуть позже, «не стало» и его вместе с этой старушкой.
Сколько он не заходит в магазин, все в одной и той же потертой куртехе с
пуговицами через одну. Застегиваясь, всегда приговаривает: «Вот старухи нет и
пришить некому». А у самого руки корявые, изуродованные работой. Эти пальцы
даже иголку держать не смогут.  Бывает,
как мама говорит, ему даже на пачку сигарет не хватает денег. Он, естественно,
просит записать. И мама записывает. Но как только за ним закрывается дверь, она
тут же переписывает все его копейки на себя с тем, что «У меня язык не
повернется сказать ему:  С вас еще девять
рублей». Этот человек элементарно не может себе даже чекушку водки позволить. А
если и есть какие копейки, то ему прямо-таки приходится делать выбор..  Что взять? Макароны или выпить? Он не может
себе позволить  чекушку к макаронам. И с
такой жизнью он лучше возьмет себе просто чекушку. Выпьет и забудется хоть на
некоторое время.  Но не подумайте, он не
алкоголик, нет! Это скорее несчастный 
человек. Много ходит стариков… Но вот другой зайдет, затарится, как
говорится, не в шапке ушанке с СССР времен. Видно сразу: сидел какой-нибудь шишкой
в то время, как другие землю пахали и кормили страну, и потому-то теперь и
пенсию не маленькую имеет. Всегда молочка возьмет себе, фруктов. Этот не был
колхозником, это уж точно. Как говорится, сразу видно: стать не та. И руки у
него не те, что ручищи у работяги, и одежда на нем совсем не та. А вот вроде
ходят, одного возраста… А вот еще одна из матушкиных мыслей об этом старике:
«Иной раз смотришь на него и думаешь: я бы даже жить его к себе взяла. Так он
не согласится. Он никогда не согласится быть пристебаем». Он не из тех. Он
никогда не купался в роскоши, да и, по сути, ему это никогда и нужно не было.
Всю жизнь работал, жил на свое, все своими руками, поле, трактор, хозяйство с
бабкой. И при всем этом  дедушка не то,
что горем убитый приходит… Нет… Он и пошутит даже. А потом вздохнет и пойдет.

   Так вот, в тот день
я к маме заглянула позже обычного. Уже давно стемнело. Хотя зимой вообще рано
темнеть начинает. Заходит дедушка в своей потертой куртешке, в шапке-ушанке,
изъеденной молью… Слегка запыхавшийся, все-таки не два шага дойти от его дома
до этого магазина. Оказалось, причина его позднего появления в магазине это
кот, который игрался со злополучной пачкой сигарет и скинул их в ведро с водой.
Вот и пришлось дедушке идти. Но он вовсе не был сердит на кота-шалунишку, по
видимости,  этот кот – единственный, кто
хоть как-то скрашивал одиночество старика. 
Вид у дедушки  был, я бы даже
сказала, очень воодушевленный. Перебирая мелочь в своей ладони, он спрашивает у
матери:

- А какое сегодня число-то? Всего же два дня осталось?

-До чего, дедушка, два дня? – мама не поняла вопроса.

 - Как до чего? До
Нового года конечно!

Теперь я поняла, чем было обусловлено его счастливое
улыбающееся лицо: предвкушением праздника…

- Так 28 января же, - мама была в легком замешательстве и
еще не до конца понимала суть происходящего, - Новый год, дедушка, уже прошел.

- Как января? - он был в растерянности.

Видимо, у него нет даже телевизора…  Выражение его лица с приходящим осознанием становилось
то ли паническим, то ли близким к этому. Нельзя, мне кажется, выразить то, что
он испытывал в то мгновение.

- Вы что ли Новый год пропустили? - мама не нашлась, что
сказать. Она не понимала, как такое возможно было. Как, впрочем, и я.

Он стоял не шелохнувшись. На нем не было лица.  Ему уже и сигареты не нужны были.

- Вы расстроились что ли?

- Ну да… - он аж в лице потерялся.

-Да не расстраивайтесь вы так, - хотя у самой внутри
творилось вообще черти что, - еще в начале февраля будут китайские праздники,
китайский Новый год! – то ли она пыталась успокоить бедного старика, то ли
пыталась убедить себя в том, что ничего страшного не произошло.

   Но дедушка, мне
кажется, ее уже мало слушал. Он вышел из магазина, так и забыв сигареты.  Я выбежала ему отдать эту пачку. Он был убитый,
расстроенный, словно мир разрушился.  Всю
дорогу до дома, скорей всего, он плакал.

   В тот день дедушка
был в предпраздничном настроении. На чем-то он, верно, сэкономил, может, где-то
отложил консервы.  Он думал, что уже
вот-вот будет праздник… А уже конец января…

   Я «благодарна»
стране, в которой я живу тем, что мое поколение, в том числе и я,  можем считать подобных пожилых людей героями.
И сколько еще таких,  допустим, в
Прутовой или вообще в месте, где я живу, помимо этого дедушки? А сколько их
вообще в России?! Он всю свою жизнь, сколько мог, сколько здоровье позволяло,
горбился на свою страну! Но старость наступает незаметно. Пришла и пенсия.
Пенсия – честно заработанные своим потом и кровью гроши! Что ни говори, а двум
старикам живется легче. Со старухой сводили еще концы с концами.  И кто о нем, что знает?!  Да никто. И сколько ему судьба отпустила еще
таких одиноких, таких серых безликих дней…

   Я вернулась в
магазин. Тогда, отдавая сигареты, я не осмелилась посмотреть ему в глаза. Он
протянул дрожащую руку… Я испытывала непонятную вину  перед этим несчастным человеком за то, что мы
с мамой разрушили его иллюзии… Словно развеяли, как дымку, мимолетное счастье. Не
придержанная мною дверь  захлопнулась с
глухим стуком. Наступила угнетающая тишина. Лишь редкие всхлипы врывались в эту
тишину. Сердце обливалось кровью. Горячие соленые капли продолжали стекать на
меховушку пуховика.