Кодекс  Лии беспощаден.

Как, впрочем, и в любом другом Секторе.

Либо ты – либо тебя.  Сегодня Он стратил. Впервые.

Кто – Он? Никто. Такой же, как и тысячи вокруг. А тысячам даже единожды промах не прощается.

 - Так что там насчет последнего желания?

Комната была окутана дымкой, будто в нее загнали немного вечернего тумана. Смоленский потирал влажными ладонями грубую ткань темных штанов на коленях. Он не переживал. Просто рабочий день подходил к концу, дома ждала жена и приготовленный ею ужин. А здесь было слишком душно.

Ничего. Одна пуля. Это быстро.

 Вопрос, заданный человеком, что со связанными руками стоял напротив, вызвал раздражение.

 - Ты мне, сука, зубы не заговаривай. – Смоленский захлопнул дверь и упер руки в плотные бока.

Да, давно пора было сбросить пару-тройку килограмм.

- Я работал на Путь Чести двадцать лет. – Аверин смотрел на толстяка перед собой.

Он чувствовал себя чуть более загнанным, чем лис – охотничьим псом. Он ненавидел это в тех, кого он убивал ежедневно. И ненавидел это в себе. 
Возможно, страх был не так заметен. Однако, как его ни прячь, в сетчатку глаз намертво была впечатана безысходность с момента, когда приговор врезался в мозг: «Расстрел».

 - Встань к стене.

 Смоленский расстегнул кобуру и достал пистолет. Привычно взвесил его в руке.

Неловкое движение – и из внутреннего кармана куртки выпала пачка сигарет.

Аверин поймал ее  взглядом, однако она все равно скользнула на пол.  Легкие заломило. Зубы сжались сами собою.

Странное существо – человек. Стоя на пороге смерти, организм вспомнил о своей давней зависимости.

  - Сигарету.

 - Чего? – Смоленский раздраженно наклонился и резким движением подобрал пачку «Marlboro».

 - Одну сигарету. Последнее желание. – Аверин смотрел, как руки его палача, сжимающие вожделенный коробок, застывают в сантиметре от внутреннего кармана куртки.

 Какая-то внутренняя борьба велась в мутном взгляде, устремленном на Аверина. Неизвестно, кто воевал, и кто остался побежденным, однако, сплюнув на пол, Смоленский сделал шаг к заключенному и сунул ему открытую пачку.

- Перед смертью не надышишься, дерьма кусок? – Выплюнул в лицо, пока тот протягивал неудобно связанные руки и тянул за оранжевый фильтр. Пачка была почти полной, пары штук всего не хватало. Сигарета сначала не поддавалась, а затем, наконец, выскользнула из бумажного плена.  Каратель хотел сказать еще какую-то гадость, но не смог. Почему-то.

 Что-то остановило - в скованных движениях заключенного. Или внезапная… жалость?

 Почувствовав сигарету губами, мужчина блаженно прикрыл глаза.

 Смоленский несколько секунд смотрел, как человек, которого он сейчас убьет, замирает в предвкушении порции никотина.

«А каково это – смерть?» -  вдруг подумал Смоленский, чиркая зажигалкой.

Горьковатый дым лизнул глотку и проник в легкие.

Быстро подавив кашель, Аверин крепко сжал зубы, чувствуя, как медленно наполняется изнутри мнимым покоем. Придерживая фильтр чуть затекшими от веревок руками, он слегка откинул голову и выдохнул сизое облако в тяжелый воздух.

Было жарко. А дым казался ледяным. Схожим с азотом. Мозг с упоением всасывал отравленную никотином кровь. Сердце  с упоением жевало ее, гоняя по одеревеневшему организму.

Снова затянулся. Глаза не открывал. Почему-то был уверен, что если откроет их, то увидит дуло, направленное ему в лоб.

 - На что это похоже? – Смоленский говорил негромко. Заключенный вздрогнул. – Глаза не смей открывать, мразь.

Тот послушно замер в своей тяжелой темноте.

 - Что именно?

- Осознание, что тебя сейчас убьют. – Голос предательски дрогнул. Аверин усмехнулся. Подпитал глотку дымом и выдохнул, не торопясь.

Помолчал немного и ответил:

 - На то, что я видел в глазах людей каждый день своей жизни до этого. По ту сторону пули.

Тишина. Видимо, вопросов больше не будет.

Затяжка.

Он пожирал сигарету своими крепкими вдохами. Она тихо похрустывала тонкой  тлеющей бумагой.

 Насыщения не было.

Хотелось снова приникать к фильтру губами. Снова.

Снова.

Сердце билось так медленно. Начала кружиться голова.

Аверин открыл глаза, с удивлением заметив, что Каратель стоит в нескольких шагах от него и тоже курит, глядя как-то странно, исподлобья. Будто пытаясь понять что-то. Решить написанную на нем задачу. Дым вился вокруг его небольшой головы и где-то под потолком смешивался с дымом из легких заключенного.

 Внезапная и ненужная мысль Смоленского: «Курим сигареты из одной пачки. Один вкус во рту. Один яд в крови.  Я жив. Он почти мертв». Выругался себе под нос. Завязывай, Смоленский. Завязывай.

Пора домой.

 Аверин усмехнулся. Насколько это можно было назвать усмешкой.

- Черт. А я ведь не курил почти полгода. – Услышал свой охрипший от волнения  и сигареты голос.

Внезапный смех Карателя удивил обоих.

В руках заключенного оставался тлеющий фильтр. Как же быстро заканчивается последняя сигарета.

Смех оборвался достаточно резко. Смоленский выбросил бычок в угол комнаты.

 - К стене. Лицом ко мне.

Аверин сжал в кулаке бычок. Пожевал губу.

Несколько шагов к стене. Тошнотворный запах крови и смерти. Это был самый жуткий запах в его жизни.

Он сжимал фильтр в руках и будто наблюдал со стороны за тем, что происходило в комнате.

Две застывшие фигуры.

Дым. Щелчок взводимого курка.

 - Не надо. – Вырвалось помимо воли сквозь сжатые губы Аверина. Он не хотел. Он проклинал себя за слабость. Услышал, как скрипнул зубами Смоленский.

- Прости.

Сердце трепыхнулось.

В соседней комнате некто Павлов вздрогнул от внезапного выстрела и разбил кофейную чашку.  

Полноватый мужчина выходил из серого кирпичного здания «Пути Чести».

На несколько секунд остановился около урны и выбросил пачку крепкого «Marlboro».

Почти целую. Там всего-то не хватало

штуки четыре.