ПавелВ конце мая мы заканчивали учебу и бурно планировали свое летнее время, не зная того, что произойдет позже. Я помню этот день очень ясно: второго июня мы стояли на пороге школы и разговаривали, именно в этот момент над нами пролетел военный самолет… Этот день стал первым в череде ужасных событий, которые произошли в моем городе: смерть российских журналистов, бомбардировка Облгосадминистрации, начало массированных обстрелов города. Именно после этого мы и разъехались. Правда, и я успел застать обстрелы. Наш район обстреливали сильнее всего, поэтому мы переехали в центр города и жили на последнем этаже многоэтажного дома. Оттуда я каждый вечер видел, как обстреливали город: очаги огня и клубы дыма поднимались из разных точек района. Когда обстрелы стихали, я включал телевизор и смотрел украинские новости, в которых говорилось, что сепаратисты каждый час обстреливают свои же дома, убивают своих же мирных жителей.
Так агрессия зародилась в сердцах моих вчерашних сограждан, позволивших запрограммировать себя на ненависть и неприязнь к Донбассу. На первых парах я удивлялся, злился, хотел справедливости… Мы удивлялись всему, что происходит на Украине: тому, что делает новая власть, людям, которые, подобно зомби, поглощали все, что им говорят. Мои бывшие приятели заявляли мне: «Я приду и расстреляю тебя, сепаратист, и твое окружение; ваш Луганск будет подчиняться нам; Луганск — это Украина». Мне было смешно, они напоминали мне маленьких собачек, тявкающих на огромного медведя, находившегося в спячке, тогда как все происходящее шаг за шагом пробуждало его. Позже мы стали принимать это как должное — бунт в сумасшедшем доме и не более того.Так я провел неделю и уехал в Москву, а затем в Крым, прожив там около двух месяцев. Папа с дедушкой остались в Луганске охранять дом. Каждая новость из моего города была очень волнующей, папа выходил на связь только поздно ночью на несколько минут и из определенного места. Было и такое, что от него не было звонков около двух недель, а в это время город обстреливали очень сильно. Мы очень боялись, но надеялись, что с нашими родными все в порядке. Позже они сообщили, что все хорошо, что просто были проблемы со связью…
Проживая в разных городах России, я видел отношение к нашей ситуации. Люди были очень отзывчивыми. По всей Москве были развернуты пункты помощи Донбассу, все люди сочувствовали и относились с пониманием к этой ситуации. Крым, у которого было много своих проблем, оказывал всяческую помощь. Скажем так: во всех городах, в которых я побывал, я видел отзывчивых и разумных людей, понимающих, что происходит и кто виноват.
Проживая далеко от дома, я с каждым днем все больше и больше хотел обратно, тем более там остались мои родные. Папа приезжал к нам несколько раз, когда он снова уезжал, мы еще больше хотели домой, мы уже не могли и не хотели оставаться на чужбине! Наш родной и милый дом был намного желаннее, не смотря ни на что. Но по словам папы еще было рано возвращаться, нужно было подождать… Время тянулось очень медленно. Каким бы ни был чужой город, он не заменит родного. Хотя многое поднимало настроение: проходили различные марши в честь воссоединения Крыма с Россией, митинги в поддержку Донбасса…
И вот настал тот долгожданный день: мы стоим на Керченской переправе, до дома осталось несколько сотен километров. Мы пересекли границу и я увидел родные края, родные виды, а вместе с этим — первый разрушенный дом, взорванные танки, сгоревшую машину. Атмосфера бала, мягко говоря, пугающей, но ведь я на родине, поэтому я принимал все это. Я дома, я в родном городе, в родном доме — это главное! И я надеюсь, что больше никогда не покину его на такое долгое время.
Когда мы въезжали в город, чувства были смешанными: меня переполнила радость, но я был поражен теми разрушениям, которые увидел, город был изрезан. Но это пугало только в первое время. Ведь все в наших силах. Главное верить в это — и мы отстроим и восстановим наш город. Теперь это наш общий долг.
