Однажды, бегая туда сюда по каким-то текущим делам, коими, если ты понял, в деревне полон почти каждый день, я проходя через комнату деда, увидел, его в позе его полуподнятия, он с трудом облокотился на локоть, и смотря на меня своими воспаленными от постоянного сна глазами (или это у него побочный был эффект коньюктивита от болезни), он как можно строже сказал: "Что ты там постоянно делаешь у меня в мастерской? Хватит уже." Вышло, конечно, у него это сипло и через силу, не грозно совсем. Но в твердых его взоре и позе замахивания рукой была выражена вся полнота его позиции, что не смог уже выразить его голос, что он хочет мне запретить бывать в ЕГО мастерской. И точка.

Я не помню, что я ему ответил, но как-то я расстерялся, тем более оправдываться не было и повода, хотя мне бы, может и правда, стоило меньше там пропадать временами и хотя бы не разбрасывать инструменты. 
Но каковым же мне показалось обидным само это заявление, ведь я в эти годы приезжал уже не как гость-дачник, а как помощник, добровольно и поверь, бескорыстно. Конечно, бабуся прям таки вкручивала маме в руки подкопленные ими за зиму средства, что было для бабушки самым красноречивым проявлением её любви к нам. К сожалению, каких-то радужных дивидендов я с этого не получал, деньги шли на дорогу и на скучные брюки, носки или учебники, а искренне радоваться и с охотой ехать в деревню, чтобы заработать себе на штаны и книги, у меня не получалось себя убедить. 
Понятно, что эти трехмесячные каникулы, проводимые мной в тех местах, стали уже семейным обычаем, и почти до 20 лет я ежегодно отправлялся с родными, а потом и один, по уже заученному маршруту. И не помню, чтобы мне сильно не хотелось туда ехать когда-то, смена обстановки всегда бодрит и веселит. Понятно, что потом, когда эра деревенских каникул кончилась, и я стал летовать на урале, то здешняя сумбурная летняя погода для меня стала неожиданностью, настолько она бестолково непредсказуема. Лето в тех широтах размеренное и неторопливое, чувствуется дыхание планеты, её размах.
Горизонт широк настолько, что в тихую ясную погоду слышно поезда, идущие за 40-50 километров. Огромные пологие холмы, с плоских вершин которых издалека видно другие районы, далекие отчеркнутые от лесов разноцветные квадраты полей, пятнышки селений, ночью видно светящиеся мерцающие звездочки фонарей на далеких улицах. Как если бы смотреть с высоты летящей высоко птицы под острым углом, но только ты стоишь на земле, и видишь за огромными шершавыми полушариями мохнатых лесов выпуклость торчащего бока небольшой разноцветной планеты, громоздко парящей в голубой дымке то ли туманов, то ли в принесенном сухим ветром дыме далеких пожаров.
Дед знал, и учил меня читать погодные приметы, как необходимое умение для ведения хозяйства. Особой веры синоптикам в деревне нет, хотя прогноз слушают, но окончательное решение должен сделать хозяин. 
С вечера дед выходил из дому, нюхал воздух, смотрел на горизонт, прохаживался, щупал траву, всматривался в лога, не сгущается ли там белесой туман. Он почти всегда с уверенностью предсказывал дождь, и помню я, он меня экзаменовал шутливо, мы держали пари иногда. Шутки и пари это забавно, но в реальности уверенный и достоверный прогноз погоды - это задел эффективной заготовки сена с минимальной беготней. Это коровы, с удовольствием хрустящие зимой вкусным и питательным сеном, дающие удой и приплод без лишних хлопот. В идеале траву надо успеть скосить , высушить до сена и заметать в зароды или копны максимум в двое суток, а лучше успеть в одни, если сухо и ветренно. Замоченное сено дождем уже второй сорт, его обычно сдавали в колхоз, если, конечно, был хороший травостой, и сеновалы забиты душистым немоченным разнотравьем. 
Цена принятия решения была достаточно высока, поэтому мой голос был обычно рекомендательным. Но прошло время, и выработалось то удивительное предчуствие погоды, что-то на грани интуитивной уверенности, и в какое-то время я стал уже более настойчив в своих прогнозах. Когда из движения слоев облаков, их цвета, кучности, из силы и направлении ветра, его кажущейся влажности, из цвета вчерашнего закатного солнца, силы утреннего тумана или росы и еще других наблюдений ты можешь не паниковать, заприметив вывалившуюся из-за пазухи 
горизонта синеватую тучу. Ты почему-то уверен, что она пройдет мимо или вовсе сухая. 
И вот, обладая тайно льстившими самолюбию способностями чувствовать перемены в погоде, я как то прошляпил, что не где-то на небесах за горизонтом кучкуются лиловобокие гигантские поплавки, коварно потрескивая и погрохатывая, готовые вот вот устроить молниеносный тамбарамбарам, а в дедовой голове кружила тоже себе такая тучка, иссине-черная уже наверное в тому времени от болезного напряжения разума, находящегося в липких путах телесного бессилия. Ударившая из этой тучки в меня молния, как сейчас понимаю, шальная, ведь достанься она бабке, всё бы обошлось супружеским ритуальным переругиванием, но была посчитана мной тогда за пулю, пущенную злонамеренно.