Очень много текста. О том, какого было таким музыкантам в то время вообще, о противостоянии, религиозных мотивах и всяком прочем.
Дай мне пяо!
Интервью с Дмитрием Голубевым - лидером группы ТУПЫЕ.
С.: Расскажи, откуда взялось название, и вообще всю предысторию группы.
Д. Г.: Можно сказать, что название имеет 2 оттенка смысла: одно его объяснение заключается в том, что мы не ставим себя выше той публики, что нас слушает, и вообще слушает музыку такого типа. А другое несколько необычное - дело в том, что году в 1985-м мы с друзьями из группы издавали собственный журнал, который назывался "Уйхъ". В нем существовала совершенно выдуманная реальность: мы постоянно оперировали какими-то событиями, которых нет в жизни, полемизировали с журналами, которые не существуют, и основным оппонентом и объектом ругани с нашей стороны был журнал под названием "Грубульц". Мы всячески изгалялись в его адрес, обличали нравы сотрудников, показывали, как слабы они в публицистике, беллетристически бездарны, сексуально озабочены и, в то же время, сексуально несостоятельны и т. д. - некое сборище сброда, извращенцев, дураков непроходимых. Соответственно, мы критиковали всякие группы, которые "Грубульц" рекламирует, типа какие-то КОЖАНЫЕ ШПРИЦЫ, ПОДОНКИН СТОУНС, ТУПЫЕ, СОБАЧЬЯ СВАДЬБА, очень много всяких групп...
С.: Мики смеется.
Д. Г.: Одно из этих названий мне так засело в душу, что потом, когда я собрал собственный проект, я решил так и назвать группу - ТУПЫЕ, потому что по тем временам оно меня как-то очень волновало, ну, в общем-то, название как-то очень хорошо соответствовало тому, что мы тогда делали.
С.: А ты в 1979 г. начал играть?
Д. Г.: В общем, да, еще в школе.
С.: Учился где-нибудь играть?
Д. Г.: Нет, только сам. Дальше всякое было. Некоторое время я вообще отказывался от музыки, такие крутые времена были года с 1982 до 1984...
С.: А чем это было обусловлено?
Д. Г.: Жизнь была какая-то суровая, тогда ж и дурдом был, и всякие такие события в жизни...
С.: Ты лежал в психушке?
Д. Г.: Да...
С.: А, ты в армию не ходил! Так почему же не играл?..
Д. Г.: Не ходил, но дело не в физической невозможности играть, а скорее, в духовном конфликте с собой... точно отразить те идеи, которые у меня были в то время, я занимался и сейчас продолжаю заниматься разными видами искусства, живописью, литературой...
С.: Т. е. получается так, что полностью ты не выражаешься через музыку?
Д. Г.: Конечно! Музыка на самом деле для меня - тоже литература, каждая песня как рассказ или роман, поэтому у нас нет явного стиля. Мы стремимся, чтобы каждая вещь была цельной в стиле, диктуемом её идеей. Песня может быть авангардной, может быть с элементами махровой попсы, или, точнее сказать, некой эстрадной формы, но, естественно, с иронией. В общем-то, они делятся по периодам: очень много песен, но альбомов как таковых, записанных - нет ни одного.
С.: Но, тем не менее, существуют они хоть в какой-то форме или нет?
Д. Г.: Да, у нас есть записи, но там, во-первых, качество ужасное, а, во-вторых, они сделаны не так, как я их представляю.
С.: А вообще за время существования ТУПЫХ сколько песен было написано или альбомов, или вообще как-нибудь, хотя бы по периодам прикинуть можно?
Д. Г.: Ну, чисто умозрительно можно назвать: первое - это как раз панк, потом - боевая такая музыка с элементами издевательства над всякими эстрадными формами, потом - перверсивный сентиментализм со всякими голубыми оттенками, страданиями, потом еще один - полифонический минимализм, как я его называл. Там очень много народа участвовало - был один концерт в 1989 г., где я собрал состав максимальный для нашей группы - было на сцене человек 40 или 50 - я даже не знаю, сколько их было: был и симфонический оркестр, струнники, духовые, был хор смешанный: девушки - человек 20 и мужики - человек 10, и собственно театральные дела. Но это тоже было как бы издевательство над публикой, которая ждет панка, а им раз - и этакую симфонию выдают, затем издевательство над собой и собственно над этими же формами симфоническими. И последний период - шумовой. Психический дурдом веселый.
С.: Это та программа, которую вы играли сейчас на последнем концерте?
Д. Г.: Да, 2 вещи оттуда есть. Она как раз очень быстро у меня родилась, достаточно цельная по стилю, песни сливаются в одну мощную лавину – это, в общем, как откровение... Мы буквально месяца за три песен 8 придумали.
С.: Но это, так сказать, шаг назад? Или наоборот? Как ты сам оцениваешь?
Д. Г.: Нет, сам для себя я расцениваю как освобождение, т. к. я долгое время находился в плену умозрительных структур, не мог придти к тому восприятию музыки, которое было в молодости, инстинктивное, с отрывом, с желанием играть... Я долгое время все строил на рассудке. С одной стороны - когда играешь на концерте - вроде бы ощущаешь, что находишься в состоянии отрыва, но все равно что-то не то, какое-то подспудное ощущение, что слишком много осознаешь, и эта ирония - чисто ядовито-мозговая. А в последний год наступило какое-то освобождение и просто гуманная радость играть. Я не знаю чем это объяснить, может быть, циклами...
С.: Как ты считаешь, будет в дальнейшем меняться музыка?
Д. Г.: Изменения точно совершенно будут, потому что я никогда не могу удержаться на чем-то одном, я вообще очень увлекающийся человек.
С.: За все время существования сколько песен было написано?
Д. Г.: Наверное, штук 100. Я не считал.
С.: А вообще, генератор музыкальных идей и всей концепции группы - это ты?
Д. Г.: Да, но я скорее идейный генератор, а насчет музыкальных идей я обычно каркас придумываю: говорю - такая-то форма, или на губах, или на гитаре, на ноты я не записываю никогда. А когда начинаем играть - каждый вносит свои моменты...
С.: А нынешний состав ТУПЫХ?
Д. Г.: Нынешний состав несколько необычный. Так получилось, что гитарист Димка Якомульский был еще в первом составе ТУПЫХ, потом мы с ним разошлись года на 2, и он сделал группу РУКАСТЫЙ ПЕРЕЦ, но через некоторое время вернулся назад, и еще он у Макса Покровского в НОГУ СВЕЛО играет.
С.: В первый год, ты говоришь?
Д. Г.: В первый год концертной деятельности, году в 1986... А до этого группа называлась ХАОС-ВАЛЕТ, такое примитивное... страшное язычество. Все это, естественно, происходило в каких-то подвалах, концерты для тусовки, хиппи, панки обычно соберутся, обкурятся, и... часто КГБ забирает всех, винтит... эти дурдомы проклятые... Один раз вообще домой ко мне кагэбэшник приезжал.
С.: Зачем? Чего он хотел?
Д. Г.: Он вел себя совершенно не страшно, не в духе всех этих наших историй. Я прихожу домой - он сидит с мамой, пьет чай: "Здравствуйте, вот и Дима пришел!" Я говорю: "Здравствуйте!" Думал, мамин какой-то знакомый пришел, а он говорит: "Да, я собственно, собирался уходить, но вот раз ты пришел - хорошо, давай поговорим, Дима. Понимаешь, нам поступила на тебя информация, что ты поешь песни такого содержания... Почему же вы поете такие песни? С такими названиями и словами? Что-то про помойки пели, про какую-то совесть цивилизации и т. д., про какой-то русский ренессанс. Ну, что это такое? Чем это навеяно?" Ну, я говорю: "Это навеяно свободой, душой, чтением Достоевского упорным". А он: "Ну, ты знаешь, это все, наверное, хорошо, ты, наверное, умный мальчик? Я тебе советую - не надо, не пой ты этих песен, а то будут неприятности!"
С.: А вообще на вас что, настучали? Расскажи поподробнее.
Д. Г.: Году в 1984 - концерт на "Соколе" в подвале, т. к. наш бывший барабанщик работал сантехником где-то там, и ему этот подвал выдали. Там было 3 концерта ужасно радикальных, там играли ЧУДО-ЮДО, ДИХЛОФОС, мы еще, по-моему, туда НЮАНС приезжал, но они так и не дождались поиграть, потому что как раз приехали гэбэшники и всех практически увезли в автобусе, видимо, кто-то настучал... Потом всех вызывали, играющих стращали, выписывали адреса, кто чем занимается. В то время все эти стремные занятия носили очень политическую окраску. Кстати, забыл сказать, что гэбэшника взволновала больше всего песня "Любишь ли ты ROLLING STONES?" Там такой сюжет, даже лучше текст скажу:
Тебя возьмут под белы ручки
И поведут принимать в КПСС,
Тебя там спросят, во что ты веришь,
А ты им скажешь, что ты во все веришь,
Все улыбнутся. И скажут: он - наш!
Но старый большевик, что все время спал,
Вдруг встанет и, пристальным взглядом тебя пронзив,
Задаст тебе всего один вопрос:
- Любишь ли ты ROLLING STONES?!
И этот вопрос решает судьбу мужичка;
Раньше Саша ты был, как Пушкин,
А теперь тебя в психушку...
Хочешь плачь, а хочешь смейся,
На другое не надейся,
И параноидальный психиатр задаст тебе всего один вопрос:
"Л-л-л-ю-лю-люлюбите ли вы ROLLING STONES?!"
И вот гэбэшник говорит: "Ну как же можно? И КПСС и т. д.?" Т. е. тогда было достаточно упоминания подобного рода вещей, чтобы гэбисты постоянно надоедали.
С.: А часто вообще приходилось сталкиваться с КГБ, с милицией?
Д. Г.: Не скажу, чтобы часто! Раза 4 забирали, беседовали, один домой приходил, а так...
С.: А какие последствия были?
Д. Г.: Какие последствия. Больше мы смеялись над этим всем, потому что люди, которые занимаются таким делом, так или иначе никогда не откажутся, т. е. им все равно, что за это будет... говорили, конечно: "Все, в следующий раз тебя точно свинтят, посадят!" Обидно было, что все в то время имело какой-то политический характер. По идее, задачи музыки намного шире, а тогда это упиралось в одно... Да вообще-то, это путь искусства в тяжелое время - противостояние. Но когда наступило разрешение всего, у меня не возникло ощущения пустоты, как у многих в то время. Говорили, что не о чем теперь петь, исписались, раз про политику не поют, про секс не поют, что, мол, не о чем петь. Мне наоборот показалось - очень здорово, что теперь людям дали возможность углубиться в психические дебри, в подсознание или в области цельности искусства, цельности творчества...
С.: А в данный момент у вас о чем песни?
Д. Г.: Последняя программа - психическо-экспериментальная. Разные подсознательные ощущения, научные, мистические и просто бредовые парадоксы...
С.: Ну просто пример приведи, который ты считаешь наиболее выразительным.
Д. Г.: Ну вот есть, например, такая песня "Огненный Шкаф". Она очень простая по построению, я часто использую этот метод в песнях - какой-либо каркас смысловой и множество определений... У меня происходит общение с таким Огненным Шкафом, он как объект, как существо, привиделся мне где-то - он летит в воздухе (это как параноидальный бред) - я с ним общаюсь. Он и зловещий, и чугунный, вторичный, двоичный, научный, он меня преследует, я его, объясняю ему, что он "немусульманский, языческий шкаф", я с ним общаюсь, он со мной...
С.: А вот мусульманский период у тебя?
Д. Г.: А да, да, да, да. Он как бы и не прекращался. Просто как музыкальное хобби. У меня достаточно хорошо получается играть арабские мотивы.
С.: А почему?
Д. Г.: А я откуда знаю!
С.: Т. е. эта арабская идея была взята "от балды?"
Д.Г.: Ты понимаешь, Саша-пианист очень любит играть такие импровизации - по форме джазовые, но с восточными мелизмами, а я пою на несуществующем языке, и это доставляет мне большое удовольствие - знаешь, какая-то мелодика рвется из души (поет на арабский манер).
С.: (смеется...) А религиозной почвы подо всем этим нет?
Д. Г.: Религиозная почва? Я вообще не отрицаю ислам и лояльно отношусь ко всем формам религии, но я не скажу, что являюсь мусульманином. Вообще, постоянно происходят перемены как внутри меня, так и в отношениях с публикой: то я ее презираю, то я ее люблю, то хочется ее как-то оскорбить... В последнее время публика стала какая-то... организованная. Какое-то скудоумие, внутренний ценз, который не дает чуть-чуть больше раскрыть сознание. Если группа отвечает всем стандартам (допустим, панк - должен быть панк: жесткий ритм, прогрессивное шумовое звучание), тогда публика захвачена самим ритмом. Слова должны быть обязательно нигилистичными, ругательными - и все будет в порядке... Но только кто-нибудь уведет их в полет - им становится непонятно. Это какая-то общая беда, потому что, я помню, года 2-3 назад более гуманная была публика, я чувствовал какую-то отдачу. Сейчас большей частью ревущая толпа, масса, с анархическим знаменем.
С.: А играя такую музыку как сейчас, ты отрицаешь то, что ты делал раньше?
Д. Г.: Нет, это органичная революция. Я бы хотел сказать насчет радикальных увлечений. Шумовое звукоизвлечение увлекло меня прошлой зимой. Я просто не думал, что смогу сам с восторгом делать подобные вещи. Полное освобождение происходит, и ты - манипулятор космической энергии. Это шумовая лавина, таинственная, загадочная, и самого тебя поражает. Когда идет это, ты в состоянии остановиться и остановить эту музыку, она останавливается сама. И вот мы записали... Как бы сольник каждого из участников. Потом мы все части послушали, соединили, и получилась штука, которую назвали "Шум и Тени" - музыка к фильму. Фильма еще нет, т. к. нет возможности его снять. Фильм должен быть чисто зрелищным, "психиатрическим", никаких фиглярских моментов, скорее что-то глубинное, душевное и естественное, но с иронией.
С.: Ты говоришь - космос и всякие штуки... Это все идет от головы? Вы пользуетесь какими-нибудь наркотиками?
Д. Г.: О, в юности я, конечно, пользовался травой, опиатами и галлюциногенами, но это совершенно не связано с этим, даже наоборот. Сейчас нет - уже давно, в общем-то. Все мои знакомые, которые увлекались этим очень "серьезно", даже они бросили. Старые хиппи, которым по 35-40 лет, сумели бросить, т. к. время другое.
С.: А ты давно последний раз пробовал курить или колоться?
Д. Г.: Курить можно и сейчас, но очень редко. Например, от одного вида травы мне музыка представилась в виде конкретных предметов. Раньше я видел музыку нотами, звуками, а здесь звуки стали как предметы: шарики, игрушки, колесики цветные. Но пользы, по-моему, от этого никакой нет.
С.: Ближайшие планы?
Д. Г.: У меня есть некоторое соображение по поводу 3-х журналов. У каждого из них собственное название, например, "Грубульц", который мы сначала ругали, а потом сами и создали, и сами стали его ужасными сотрудниками. Новый журнал, который я хочу сделать, называется "Даун", это радикальный журнал - там будут работать по-настоящему психически больные люди. Есть такой философ "московский Гитлер" - Володя Тельсковский - потрясающие опусы. Он вообще сын академика, ядерного физика, и мама тоже у него... И если ты с ним начинаешь говорить, то у тебя будет такое впечатление, что ты говоришь с каким-то Философом с большой буквы, потому что он постоянно оперирует терминами из мистики, из книг, у него парадоксальный поток сознания. Одно исследование о Рихарде Вагнере я хочу туда включить. И еще масса подобных, настоящих психов.
С.: А откуда у тебя такие знакомые берутся? Это с древних времен?
Д. Г.: Некоторые да. Некоторые сейчас появляются. Дядя Антона - это просто дневник душевнобольного, но там такие глубочайшие мысли и краткие.
С.: А взаимоотношения в группе дружеские?
Д. Г.: Конечно, когда это исчезает, то не имеет никакого смысла продолжать. Были какие-то моменты, когда надоедали друг другу...
С.: У Покровского свой проект, это не мешает?
Д. Г.: Нет, мне, наоборот, больше нравится, когда у человека есть какие-то устремления и идеи.
С.: А ты в большей степени общаешься с хиппи?
Д. Г.: Нет. Хиппи как-то отошли все. Большей частью молодежь: кто богемный, кто просто искусством занимается, хотя среди моих знакомых есть бывшие хиппи.
С.: Ты говоришь, что занимаешься еще литературой, живописью. Расскажи поподробнее.
Д. Г.: Живописью начал заниматься поздно, причем с первых картин радикально, по-панковски. Начал рисовать в классе 8-м. Первая картина называлась "Явление Христа народу" - там был нарисован какой-то ужасный тип, ничего общего с Христом не имеющий, с криком: "Что, не ждали!", всем своим видом выражал ненависть, злобу, и приписка "Не меч я вам принес, но мяч!" А дальше пошли разные опыты абстрактного искусства, и появились юмористические персонажи. Я их рисую уже долгое время. А из литературы - это стихи и пара мини-романов, какая-то критика, но как художественная литература: я критикую то, чего нет. Всяческие объекты. Группы, которых нет - ругаю, издеваюсь над ними, развенчиваю, разрушаю.
С.: А это делается агрессивно?
Д. Г.: Да, да, да. Страшно агрессивно и злобно - некая канализация страстей, т. к. на самом деле я стараюсь относиться ко всем лояльно и сдерживаю себя, если даже очень не нравится.
