Она ненавидела свою жизнь. Просыпалась, существовала и засыпала с одной и той же мыслью. Она не могла хотя бы на день, на час забыть об этом. Её ненависть дремала в ней, но как проснувшийся вулкан, часто давала о себе знать. И эти проявления были столь внезапными и сильными, что она не знала, куда деваться в такие порывы, и лишь до боли вонзала ногти в ладонь и сильно прикусывала кончик языка, чтобы окончательно не выйти из себя.
Она ненавидела почти всё: от того момента, когда появилась на этот свет, до заполненных до отказа автобусов по утрам, в которых так тесно, что ты чувствуешь себя смятой бумажной куклой. И пока находишься в огромном скоплении людей, успеваешь подумать обо всём: и о том, как мелочна наша жизнь, и о том, как близок наш конец... Часто она думала, что было бы намного лучше, если бы она просто не появилась на этот свет. Может, её душа выбрала бы себе другую оболочку и была бы счастлива даже на этой земле. Она прислонялась лицом к стеклу автобуса и думала, забывая, что она не одна, что вокруг люди с пустыми лицами, думающие только о своих проблемах, равнодушные ко всем, кто не имеет для них значения. Она смотрела на небо, безумно красивое, совершенное, далёкое от земли и знала, что там её ждёт он...
Её друг умер несколько дней назад, они были близки по духу, как брат и сестра, только жившие на расстоянии в тысячи километров. Но это не останавливало их, они знали, как много значили друг для друга. Она с ужасом представляла, что будет с ней, когда его не станет, но старалась не думать об этом. И когда этот момент настал, она почувствовала, словно кусок её души вырвали и разделили на сотни частей, тупая боль заглушала все остальные чувства, но чтобы её не чувствовать, она отключила все эмоции, иначе сошла бы с ума. Прошло несколько дней, боль утихла вместе со всеми остальными эмоциями и чувствами, она стала казаться равнодушной и даже чёрствой, но иначе не могла, ведь переживания снова дадут волю эмоциям и боли... Её взгляд казался пустым, ничего не выражающим, наверное, так казалось со стороны, хотя каждую секунду она о чём-то думала. Он хотел, чтобы она продолжала жить дальше, чтобы никогда не плакала из-за него, но как она могла сдержать обещание, ведь с собой он унёс частичку неё...
Она говорила, глядя на небо: "Я скоро приду к тебе". Но всё это были просто слова, хотя она жаждала чего-то большего. Её давно уже ничего не держало в этом мире, наверное, только любовь матери заставляла одуматься. Но часто она и про неё забывала, позволяя своему эгоизму взять верх.
Когда она видела улыбки прохожих, слышала чей-то смех, ей казалось, будто она невидимка, затерявшаяся в толпе, словно одна такая, неспособная улыбаться. И дело было не только в том, что умерла часть её души. Иногда ей казалось, что её совсем уже нет, осталась только пустая оболочка. А может, так и было. Живой труп всегда хуже мертвеца, и она ощущала себя именно такой...
Ей всегда казалось, что это не её жизнь, что она живёт чьей-то чужой придуманной жизнью, расписанной поминутно, и в её плотном графике уже ничего нельзя было изменить. Казалось, словно её душу поместили в скафандр, закрыли навеки и вырваться оттуда уже было нельзя. И она должна была жить, хочет того или нет. Но это была не жизнь, а существование – без цели, без стимулов, без сил, без эмоций, и главное, без самого желания жить. Разве можно назвать человека живым, если в нём нет всего названного? Нет, это просто живой труп. Она была убеждена, что, пока её миссия не будет выполнена, она не сможет уйти по своей воле. Но кто кроме неё думал обо всём этом: о миссии в жизни, о долге, о том, что вообще должен оставить человек после себя? Она надеялась, что её миссия будет в чём-то другом, чем просто создание семьи и прочего, например, в спасении чьей-то жизни, куда более ценной, чем своей собственной. Но момент всё не наступал. Она уже устала ждать, совсем отчаялась, ведь она была прикована к этой грешной земле цепями – своим долгом, о котором она ещё не знала. И всё, что ей оставалось, – молча наблюдать за всей ужасающей несправедливостью жизни и ждать своего момента. А уж тогда... тогда она наконец станет свободна от оков страданий, мук, боли и слёз... её душа станет свободна. Правда, она не ведала, куда попадёт её душа... Хотя мысли об этом не покидали её. По церковному преданию, на протяжении сорока дней после смерти душа умершего готовится к Божиему Суду. С первого по третий день она пребывает в местах земной жизни почившего, с третьего по девятый ей показываются райские обители, и с девятого по сороковой – мучения грешников в аду. На сороковой день совершается решение Божие, где будет находиться душа умершего до Страшного Суда. Это всё, что она знала о блужданиях души, а откуда ещё можно было узнать, разве как не из уст воскресших или людей, буквально чудом вернувшихся из того мира, и то, последние могли поведать слишком мало. А её уже давно интересовал загробный мир и судьба её души, ей хотелось облегчить её страдания, поэтому она пыталась совершать как можно меньше грехов. Но разве есть на земле совсем безгрешные люди? Она знала, что нет, ведь вокруг столько соблазнов. Кому хочется гореть в аду веками, а дорога в рай может стать для неё закрыта после всех мыслей, что посещали её беспокойный разум. Но как обрести покой её душе? Об этом она беспокоилась больше всего.
А мысли её посещали разные, такие, о чём, наверное, задумывался каждый человек в своей жизни, но уж не так часто, как она. Когда не могла заснуть, часто представляла свою собственную смерть и последние минуты на земле, думала, что скажет близким и тем, кто будет с ней в последние минуты, как она наберётся мужества и спокойно со всеми попрощается, никого не виня, всех простив. Она хотела, чтобы смерть была быстрой и почти безболезненной, как прокол иглой – это, может, и больно, но быстро, не успеваешь заметить. И её душа наконец-то освободится из тесного скафандра и никому больше не будет принадлежать, только небу... Она хотела, чтобы её тело кремировали, но не развеивали прах по земле, чтобы у неё была своя могилка, куда могли приходить родственники и все те немногочисленные люди, кому она была когда-то нужна. Она даже выбрала музыку для похоронного процесса, только вряд ли кто-то сделает для неё исключение из правил. Она хотела, чтобы на её могилке лежали чёрные розы, они редкие, но это было бы её последней волей. Только вряд ли кто-то вспомнит о её желаниях, когда этот момент настанет, но всё же на всякий случай записала в своём дневнике, которому часто отводила душу, это был её немой друг, всегда безотказно выслушивающий и понимающий её сложную и тонкую натуру. С ним она была всегда честна, описывая все свои переживания, эмоции, чувства. Людям такое не расскажешь, они обидчивы, не так могут понять, да и кому нужно слушать бредни какой-то девчонки. Хотя сама она понимала себя и искренне удивлялась, как же другие не могут. Её ушедший друг словно был вторым её дневником, перед которым она раскрывала все потаённые закоулки души, всегда была самой собой, искренна, без всяких притворств и масок. Но его не вернёшь, и она смирилась с этим. Но не могла каждый день не думать о том, как бы ей хотелось быть ближе к его душе...
