Его неморгающие раскосые смотрели на левитирующие в полуметре над полом кубики. Они вращались показывая угольно-чёрные точки на белоснежных гранях.
- Играю ли я в кости? - он перевёл на меня взгляд и улыбнулся - как видишь...
Сидящий в позе лотоса, маленький, как ребёнок и абсолютно лысый, он выглядел бы забавно, если бы не его бесконечное непоколебимое спокойствие.
- Да знаю, я знаю, что это не буквально... - он вздохнул - Да, я могу бросить кости и могу за ранее знать результат, а могу и не знать - это как мне захочется. Если я знаю результат, то его можно назвать предопределённым, если не знаю, то нет. Многие вещи, суть которых тебе не ясна, проще воспринимать так, как тебе этого хочется. Будь у тебя устройство, которое могло предугадывать какой стороной ляжет подброшенная монета, оно бы сделало это события не случайным. В его же отсутствие игра в орлянку вновь обретает смысл.
Я подошёл к парящим в воздухе кубикам и протянул ладонь. Кубики мягко в неё упали и я сжал их в кулаке.
- Сколько?
Он молчал и улыбался.
Тяжёлая примитивная музыка орала их охрипших динамиков. Низкий битрейд и плохое качество записи делали слова не различимыми для того, кто не был знаком с текстом. Странно, но именно этот низкосортный шлак заставлял хоть что-то чувствовать. Сейчас мало кто вспомнит название этой группы, да и на пике своей известности её знали разве что пару сотен любителей музыкального андерграунда.
В один занумерованный и более ничем не примечательный день тишина в квадрате белых стен сменит пьяный смех и хриплый голос динамика дешёвого телефона. Липкие ладони, связавшие слишком слабый узел, сожмутся в вялые кулаки и успокоятся в длинных рукавах за спиной. Можно будет греть ресницы тёплым светом лапочки и наблюдать, как висят и смотрят под потолком мысли. Тусклые сны прошлой жизни скоро совсем обесцветятся, а потом и забудутся, и уже нечему будет отвлекать от ощущения мягкого прикосновения к ресницам тёплых жёлтых лучей и созерцания зрячих мыслей под потолком.
Я глубоко затягивался крепкой сигаретой. Пустой желудок протестующе отзывался болезненными спазмами. В уши вливались долгий бласт-бит и пронзительный жалобный шрайк. Неизвестный мне вокалист кричал о апатии, безумии и суициде. Я полез в карман и достал исцарапанный дешёвый телефон. На маленьком экране, мгновенно покрывшемся мелкими дождевыми каплями, было 7.15. В этот раз я успеваю.
Зелёный автобус вынырнул из-за угла, остановился и раcкрыл двери, приглашая в своё пропахшее перегаром нутро. Как всегда, я не стал лезть первым. Мне всегда нравилось наблюдать, как вековые бабки внезапно приобретают несвойственную им прыть, спеша занять свободные места.
Я еду на работу. Еду заработать денег на проезд до работы на завтра.
