К. проёбывает свои июльские выходные за плойкой, играя в ведьмака номер три. Я обычно валяюсь в ногах где-то рядом, изредка поскуливая чё-нибудь типа «дай пожрать» или «погладь за ушком» или «убери лоток». Пару дней назад, работая, услышала райские песнопения прямиком из теливизира. Оказалось — песнь менестрели из того самого ведьмака3. Не отпускала она меня ещё долго, играла в голове, заёбывала целыми днями. Потом нагуглила её в утубах, отпустило. Оказыца, забавнее всего она звучит на польском, вроде бы, оригинальном. А мы думали, на японском, гыг. Ну ладно, вот, пусть вас она тоже заебёт.

В жаркий июльский полдень окна хрущевской пятиэтажки распахнулись, и шторы, словно волосы из заебавшей всех рекламы шампуня, стали развеваться на летнем ветру. Между геранью и ещё какой-то зелёной травой в горшке появилась девушка в лёгком голубеньком халате и защебетала:

Бабка моя — страшный человек, жесткий, с какой-то даже военной выправкой.

Но чуть ли не каждый день она ложится умирать. Платье наденет, причешется, всё как положено. Ляжет на кровать, скрестит руки на груди и лежит. Полежит до часов четырёх, а потом говорит: «Ну чё, надо вставать, да идти борщ разогревать, дед скоро придёт».

Деда лет десять как похоронили.

 За мной уже выехал карательный отряд отчаянных хладнокровных убийц, поэтому я пишу эти строки, протирая запотевшие от волнения очки, и совсем скоро вскочу со стула, лихорадочно запрусь на все замки, зашторю все окна и, выключив свет, забьюсь под кровать в дальний пыльный угол, чтобы выссаться там от страха и ожидать страшного, неминуемого конца. Но пока вы, мои милые читатели, не обглодали мой череп, утопая в буйственных ритуальных плясках, я хочу подарить вам немного своей нежной искренней любви.

— Быть ребёнком, — думал Антон, уставившись в обшарпанный сталинский потолок, — это всегда трудно. Ещё труднее, когда окружающие видят в тебе лишь мелкого визгливого пиздюка, но на самом деле ты — ласковый трепетный бэмби, внутри которого извергающийся везувий из тёплых слёз и розовой детской нежности. 

Порнуха и эротика в литературе имеют чётко ощутимую разницу. Порнуха не возбуждает ни тело, ни рассудок: смакуя её, чувствуешь, как тебя, словно мальца, обманывают, выдавая блестящий фантик за шоколадную конфету при том, что тебе популярно разжёвывают, в абсолютных деталях, как она и он ебутся в разных позициях и кондициях. Эротика, в свою очередь, возбуждает куда более важную эрогенную точку вашего существа — фантазию. Хорошая эротика может заставить вас кончить после первых трёх строк без побочных фрикций. Вы можете не знать, насколько красив в лунном сиянии его толстый, длинный, обтянутый нежной розовой кожей член, или как напряжены её набухшие соски, размером с черешню, но по неизбежному итогу ваше тело будет содрогаться в сладостных спазмах микрооргазма. 

С такими ощущениями пиисятоттенковбурого не имеют ничего общего, там мастурбировать не на что. 

Но — есть другая книжка.