Молчание - друг.
Кто бы знал, чем закончится обычный вялотекущий день? Да никто. Никто и не представлял, что определенный отрезок времени мог так сильно разукрасить серое пятно будней.
"Славная мордашка" (так называли в нашей среде недалеких блондинок) надела на себя что-то облегающее и прозрачное, тем самым складки ее жира стали похожи на ветчину в сеточке, и это еще мягко сказано, раз уж на то пошло.
-Омерзительно, - вырвалось у меня с губ.
Все бы ничего, если бы вырвалось так по-тихому, прошебурша мимо "белых славных ушек" закрепленных на "славной мордашке", но нет, случилось непоправимое. Сие приветствие прозвучало настолько громко, что казалось эхо, оглушающее гулкое эхо, никогда не закончится.
-Фак.- процедила я сквозь зубы, а улыбка, выдававшая меня с потрохами, поползла вверх, точно по расписанию.
Я не отличалась особой язвительностью, сколько себя помню. Я всегда лишь грубо констатировала факты, которые порой были не по душе окружающим. Эти факты были честными, но били в упор, разнося правду как осколки черепушки. Мозги "славной мордашки", видимо, разлетелись вместе с эхом.
-Ты это мне? - "славный ротик" выворачивало от удивления.
-Нет, что ты! - моя улыбка стала похожа на оскал, так как уже меня выворачивало от мерзкой лжи.
Совесть трепетала мое сознание, грызя мою маковку как морковку. Еще с детства я не любила врать. «Лучше горькая правда, чем сладкая ложь», твердила я себе, когда писала сочинение по Грибоедову и видимо твержу до сих пор, расхлебывая плоды своей излишней справедливости.
Блондинка тем временем расплакалась, неся за собой еще более омерзительные волны всхлипываний, пытаясь вызвать сострадание в моей бренной душе.
Я не знала что делать. У меня не было адвокатов. А суд все больше напоминал цирк с аквариумом, заполняемой слезами невинной страдалицы.
Не спеша я начала двигаться вдоль стены к жертве побоев моей маленькой правдой, как к злой собаке, охваченной яростью. Я припевала что-то вроде: "Ну что ты, Настенька, я не тебе, ну-ну, не плачь, у меня вон, на ботинке кусок грязи, похожий на собачий крендель". Запевание таких мотивов было успокаивающим, как для собак, так и для плаксивых женщин, ну а боты, напоминающие берцы, действительно были ужасно грязными, так что я практически не соврала.
-Я, я, я... такая жирная и страшная! - потянув ручки к моей шее, заикалась Настенька.
-Ну-ну, - хлопая ее по плечу, повторяла раз за разом я.
Слезы прекратились, и я облегченно вздохнула.
Через месяц, "славная мордашка", купила абонемент в тот же зал что и я, при этом, как-то в разговоре назвав меня своей подругой.
Ходить она туда перестала. Да и подругами мы так и не стали.