Дождем прибило голубенка с ободранным хвостом. Крыльями машет, но не взлетает - бегает, кошкой игнорируется, матушкой побаивается, вроде как примета плохая и покойник ей ночью снился. Предлагала столкнуть соседям, но не с моей добротой. Накрошила хлеба и дала семечек - не ест. Посадила в тазик и занесла в комнату, а что делать дальше - без понятия. Выпускать на улицу - сожрут, оставлять и выхаживать - ветеринара в доме нет. Матушка смеется и говорит, чтобы я педиатрию вспоминала. 

В жестяных чайных банках что-то гремит.

- Что там? Рис?
- Ни за что не угадаешь!
- По звуку напоминает этот... наполнитель наркозного аппарата... Дай посмотреть!
Открываешь. Наполовину заполнена зернами риса. Берешь вторую. Нюхаешь подозрительно знакомые белые трубочки. 
- Сорбент!- отвечает на твой немой вопрос, сгребает в охапку, целует и смеется. 

Губами меж лопаток сквозь кружево. Круги пятен от пота на его рубашке. Трется подбородком о плечо. От тебя 'вкусно' пахнет рабочим днем. 36,9 - у него, 37,6 - у тебя.

В соответствующей обстановке даже измерение температуры тела - процесс интимный. 

Больше ничего. 

 Еретик пролезет в кольцо, тогда все испортит, когда еретик пролезет в игольное ушко, тогда он меня испортит.

..а помнишь, как в самом начале обещала гореть вечным огнем и никогда не предавать? 

- Как у тебя с настроением? Депрессии нет?

- Если ты меня бросишь... Я... Давай не будем об этом. 

Ты сняла с себя его руки. Отвыкла. Шутила. Следила за движениями, медленными, неуклюжими, и перед глазами всплывали его ровесники. Как они убоги. А он - бог.

Не смогла досмотреть до конца сюжет про шестнадцатилетнюю и ее сожителя сорока семи лет. Картинка отторгающая, но вы смотрелись так же. Он справился с этой паранойей, но исцелить нынешнюю - не в состоянии. 

Ты представляешь его в гробу. Как тебя поддерживают за локоток, но ты не знаешь, способен ли кто на этот жест. Как взглядом ищешь их - настоящих и бывших. Как осмеливаешься попрощаться поцелуем в лоб. И не плачешь. Почему-то это должно произойти зимой. Ты хочешь театрально рухнуть лицом в сугроб и зарыдать, когда все уедут. И ты никогда не узнаешь, где он найдет покой.

Пусть будет с кем угодно. 

Лишь бы был. 

Иногда он все-таки чувствует, что с тобой что-то не так. Что после разговора с ним ты отбрасываешь телефон в сторону, маятником передвигаешься по квартире и орешь в голос под звуки работающего пылесоса, чтобы не слышали соседи. И надрывное 'прости' превращается в шипящее 'задолбал'.

Де-юре - почти замужем.

Де-факто сегодня в твоей речи всплыла любимейшая фраза 'А что нам, одиноким женщинам!'. 

На автомате. 

Ликер, разлитый по рюмкам. Разломанный на неровные брусочки дешевый шоколад с вафельной крошкой под названием 'ОСОБЫЙ'. Яблоко дольками и груша четвертинками. На ноутбуке открыта поисковая страница.

Держитесь за руки. Он смотрит на стену. Ты на него.

Ликер залпом.

Скармливает яблоко.

Не помнишь, как пила вторую рюмку. Перед третьей свалилась со стула, да так на полу и просидела, поставив рюмку на ножку. Два синяка и царапина на коленке.

Четвертую выпила быстрее. Он держал ликер во рту, и ты его поцеловала. Досталось еще немного алкоголя.

Но перед тем как пить вы говорили. Долго. О личном. 

От моих любимых постепенно ничего не остается. 

Я знала их заботу и любовь, но не знала их. Он был не разговорчив, а она предпочитала рассказывать о других, например, о своей матери, которая, родив пятерых на печке, в очередной раз выплевывала из себя близнецов, обвитых пуповиной, и приговаривала: 'Трепыхайтесь, трепыхайтесь, все равно в своей крови и захлебнетесь!', а после закопала их за огородом. Или о дочери, что в семнадцать сделала первый аборт, от которой я потом ненароком выведала, что она не приехала к умирающему отцу, потому что изменяла мужу с мужиком, которого таскала даже домой, не стесняясь ребенка. А он любил в пылу ссор угрожать ей ножом, да так натурально, что верили безоговорочно и тряслись под столом в обнимку друг с другом. 

Для меня они были другими. 

Нет более гибких и изменчивых, чем предыдущее колено.

>> в принципе ты же можешь мне просто все писать, что думаешь, я потом отвечу. так даже интереснее

представь что я твой дневничок

дай мне имя или так и обращайся "Дорогой дневник!"

Шестнадцать лет выдержки. Крепкое. С горчинкой и легким послевкусием умиротворения. 

Кто там говорил про синхронизацию месячных? 

Синхронизацию судеб не желаете?!