- Забавная ты, Гелла, женщина! - говорит мне коллега по работе.

Выписали антидепрессант.

Итак. С чего же начать. Пожалуй, с конца.

Я хочу кричать, что ненавижу тебя. 
Но это не так.

В пятнадцатом окне мне говорят про "вечную жизнь" и Маймонида. "Этот мир", что не способен принести удовлетворение. Желание жить в "своём мире", и не желание привязываться к земному. Не потому, что кто-то обидел, а потому, что всё бренно.
В двадцать втором  - про то, как кто-то стал "циником", испытав на себе предательство возлюбленного человека и равнодушие родителей.
В первом рассказывают про то, что не суют нос к другим и к себе не пускают.
В шестьдесят третьем рассуждают о бессмысленности собственной жизни, не правильном выборе и сожалении.
В тридцатом (N.B. - бар "N") - о том, что он уехал в Анапу к женщине, которую знал две недели, воплотив с ней всё, о чём мечтали они: дом у моря, собака, размеренная жизнь.
Я заглядываю в двенадцатое, а там ничего не поменялось, зато в тридцать седьмом загорелся свет.
Человек из сорок восьмого пропал с радаров полгода назад.

Каждый раз, когда это происходит, я, словно плохой родитель, недоумеваю, мол, не-не, мой ребенок такого сделать не мог. Он у меня хороший, учится на пятерки, бабушкам место в трамваях уступает, родителям не грубит, животных любит, маленьких не обижает, огород копает, книжки читает.
Но однажды к тебе приходят и говорят: "А ваш-то ребенок магазин обнес. Деньги взял, витрины побил, продавцу пистолетом угрожал. Доказательства, факты, вот, получите, распишитесь.". 
"Но нет, этого быть не может" - думаешь ты. Когда он стал таким, что я пропустил, как не уследил? 
И главное - что делать? Не отпускать же на вольные хлеба. Раздвоение какое-то!